3

Без четверти шесть инспектор Кейт Мискин и инспектор Пирс Тарент сидели в пабе на набережной, между Саутуоркским и Лондонским мостами. Саутуоркский собор располагался неподалеку. Эта часть набережной, как и всегда в конце рабочего дня, не пустовала. Полноразмерная модель «Голден Хинд» Дрейка, пришвартованная между собором и пивной, была давно закрыта для посещения, но одна небольшая группка зевак все еще медленно прогуливались вдоль ее черных дубовых бортов. Они смотрели, задирая голову, на носовой кубрик, словно дивясь, как когда-то сама Кейт, что такое маленькое судно выдержало кругосветное путешествие и проплыло через столько беспокойных морей.

И у Кейт, и у Пирса день выдался тяжелый и бестолковый. Если Специальный отдел временно не действовал, их распределяли по другим отделениям. Оба чувствовали себя там чужими, ощущая молчаливое противостояние со стороны коллег, считавших, что Специальный отдел коммандера Дэлглиша по расследованию убийств пользуется уникальными привилегиями, и находивших когда незаметные, а когда и вполне агрессивные способы дать им почувствовать себя отверженными. К половине седьмого в пабе стало слишком шумно, так что полицейские быстро доели рыбу с жареной картошкой и, кивнув друг другу, прихватили бокалы и вышли на пустынную террасу. Они часто стояли тут вместе, однако сегодня в этом молчаливом выходе из переполненного бара в тихую осеннюю ночь Кейт почувствовала что-то прощальное. Шум голосов позади них стал глуше. Сильный запах реки унес пивные пары, и они стояли, уставившись на Темзу, на ее подрагивающую, мерцающую, переливающуюся мириадами огней кожу. Был отлив, вода стояла низко, по прибрежной гальке растеклась тонкой каймой грязная пена. К северо-западу от башен Кэнон-стрит над городом висел, словно мираж, купол собора Святого Павла. По гальке важно разгуливали чайки; вдруг три из них, бешено замахав крыльями, поднялись, пролетели над головой Кейт и, с криком устремившись вниз, уселись на деревянные перила террасы, выделяясь на фоне темной реки белыми грудками.

Окажется ли эта их совместная выпивка последней? Пирсу осталось здесь служить три недели, после чего должно выясниться, утвержден ли его перевод в Специальную службу. Он этого хотел, он так планировал, и все же Кейт знала, что будет скучать по Пирсу. Когда он только появился, пять лет назад, она считала его самым привлекательным офицером из всех, с кем доводилось работать. Кейт сама была удивлена; открытие ее не радовало. Она вовсе не считала его симпатичным. Пирс был ниже ее на полдюйма, с обезьяньими руками, а в его широких плечах и мужественном лице читалась уверенность человека, выросшего на улице. Чувственный, хорошо вылепленный рот казался всегда готовым изогнуться в усмешке, в шутке, понятной лишь своим. В остальном это слегка полноватое лицо с приподнятыми бровями производило скорее комедийное впечатление. Кейт уважала Пирса и как коллегу, и как мужчину. Перспектива привыкать к кому-то другому не казалась ей заманчивой. Сексуальность Пирса перестала ее беспокоить. Она дорожила своей работой, местом в отделе и не собиралась рисковать всем этим из-за тайной интрижки. В столичной полиции ничто не сохранялось в секрете надолго; слишком многие карьеры и жизни пошли кувырком из-за секса. Людей соблазняла именно доступность. А любая связь, в основе которой лежат похоть, скука или поиск приключений, обречена. Впрочем, сохранять дистанцию во всем, кроме профессиональных вопросов, было несложно.

Пирс охранял свои чувства и независимость так же тщательно, как и Кейт. Проработав с ним пять лет, она знала о его жизни вне работы ненамного больше, чем при его появлении. Он жил в квартире над магазином, на одной из узких улочек в Сити, и его страстью было исследование Квадратной мили: [13] неведомые переулки, теснящиеся одна к другой церкви, таинственная, насыщенная историей река. Он ни разу не приглашал ее в свою квартиру, как и она его. Кейт жила к северу по реке, в полумиле от того места, где они сейчас стояли. Когда сталкиваешься с худшим, что могут делать друг другу мужчины и женщины, когда твоя одежда порой кажется пропитанной запахом смерти, должно быть место, в котором можно закрыть дверь и отгородиться ото всего, кроме себя самой. Кейт подозревала, что Эй-Ди в своей квартире над рекой, рядом с Куинхит, чувствовал тоже самое. Она не знала, завидовать или жалеть ту женщину, которая считает, будто сможет войти в это пространство.

Через три недели Пирс, возможно, уйдет. Сержант Робинз уже ушел: его наконец-то повысили до инспектора. Кейт казалось, что их дружная команда, в которой удерживалось хрупкое равновесие личностей и разделенных обязанностей, распадается.

— Я скучаю без Робинза, — сказала она.

— А я нет. Меня утомляла его правильность. Никогда не мог забыть о его проповедях в церкви. Все время чувствовал себя под наблюдением. Робинз слишком хорош для того, чтобы быть настоящим.

— Да ладно, городская полиция не особенно страдает от избытка нравственности.

— Брось, Кейт! Много ли ты знаешь негодяев среди офицеров? Мы с ними работаем. Странно требовать от полиции, чтобы она была порядочнее самого общества, которое поставляет для нее кадры.

Возникла пауза. Потом Кейт спросила:

— Почему Специальная служба? Вряд ли им будет просто с тобой, учитывая твою степень. Может, тебе стоило попытаться попасть в MI5? Разве не здесь лучше шансы угодить в круг всяких там денди из платных школ и перестать иметь дело с одними работягами?

— Я офицер полиции. Если я это и брошу, то не ради MI5. Мной могли бы заинтересоваться в MI6… — Помолчав, он сказал: — На самом деле я пробовал туда поступить. Когда ушел из Оксфорда. Мой руководитель полагал, что у меня получится, и договорился насчет обычных собеседований. Только их отдел кадров рассудил иначе.

Услышать такое от Пирса было удивительно, и Кейт чувствовала по его голосу, чего ему стоило это признание. Не глядя на собеседника, она сказала:

— Тем хуже для них, тем лучше для полиции. Теперь у нас работает Фрэнсис Бентон-Смит. Ты его знаешь?

— Едва-едва. Зато ты ему рада. Очень уж хорош собой. Папа-англичанин, мама-индианка — отсюда такой шик. Мама работает педиатром, папа преподает в средней школе. Он амбициозен. Умен, но слишком хочет всем понравиться. Будет называть тебя «мэм» при каждом удобном случае. Я таких знаю. Они идут на службу, считая свое образование избыточным, и предполагают, что будут сиять среди простых тружеников. Знаешь такую теорию — выбирай работу, где будешь с самого начала умнее других, и, если повезет, ты пойдешь по их головам.

— Так нечестно, — сказала Кейт. — Откуда ты знаешь? Как бы там ни было, ты описал себя. Может, поэтому ты так на него взъелся? У тебя тоже избыточное образование. Как насчет оксфордской степени по теологии?

— Я уже объяснял. Так было проще всего попасть во все эти Оксфорды с Кембриджами. В наши дни я бы перешел в затрапезную государственную школу, и при достаточном везении государство заставило бы их меня взять. В любом случае долго мучиться тебе с Бентоном не придется. Продвижение Робинза не случайность. Ходят слухи, что тебе дадут старшего инспектора в ближайшие месяцы.

Такие слухи доходили и до самой Кейт. Не об этом ли она мечтала, не ради ли этого работала? Не эти ли амбиции подняли ее из захламленной квартиры на седьмом этаже многоквартирного дома в нынешнее жилище, казавшееся ей когда-то высшим достижением? Сегодняшняя полиция совсем не та, в которую она когда-то поступила на службу. Она изменилась, как и сама Англия и мир вокруг. И она, Кейт, тоже изменилась. После доклада Макферсона в ней поубавилось идеализма, она стала циничнее относиться ко всяким политическим махинациям, стала внимательнее следить за собственной речью. Молодой констебль Мискин была наивна и чиста, да только теперь она утеряла нечто более ценное, чем чистота. Тем не менее Кейт по-прежнему лояльна к полиции и по-прежнему хранит страстную верность Адаму Дэлглишу. Кейт говорила себе, что ничто не может оставаться прежним. Похоже, от изначального состава их отдела скоро останутся только они двое. И как долго там пробудет Дэлглиш?