— Займись хересом, дорогой, будь добр. В холодильнике стоит непочатая бутылка.

Нежность была делом привычки. В течение двадцати трех лет их совместной жизни Элисон создавала образ счастливой жены, которой повезло с мужем. Другие браки могли позорно распадаться — ее был нерушим.

Маркус поставил поднос на стол.

— Я обедала с Джимом и Мависом. Они на Рождество едут в гости, в Австралию. В Сидней. Там живут Мойра и ее муж. Я, возможно, поеду с ними.

— Джим и Мавис?

— Калверты. Ты должен их помнить. Мы обе входим в комитет «Помогайте старикам». Они обедали у нас месяц назад.

— Та, рыжая? У которой пахнет изо рта?

— Обычно не пахнет. Она, наверное, что-нибудь съела. Ты же знаешь, Стивен и Сьюзи давно зовут нас в гости. Опять же внуки. Очень уж заманчиво лететь в компании. Жалко упускать такой случай. Должна признаться, что сама я побаиваюсь. Джим, возможно, устроит нам места классом выше тех, что мы заказывали. Он большой специалист по этой части.

— Наверное, у меня не получится поехать в Австралию ни в этом году, ни в следующем, — сказал Маркус. — У меня — музей. Я беру дело в свои руки. И кажется, я это уже объяснял. Придется выходить на полный рабочий день. Во всяком случае, поначалу.

— Дорогой, я все понимаю, но ты можешь объявить забастовку и на пару недель приехать. Убежать от зимы.

— Сколько ты там собираешься пробыть?

— Месяцев шесть. А то и год. Ехать в такую даль на меньший срок бессмысленно. Не знаю, как мне дастся перелет. И я не буду жить все это время у Стивена и Сьюзи. Никому не хочется общаться со свекровью несколько месяцев подряд. Джим и Мавис хотят путешествовать. С нами едет Джек, брат Мависа, так что нас будет четверо, и я не буду чувствовать себя лишней. Группы по трое не бывают удачными.

Их брак распадался. Удивительно, как мало его это трогало.

— Мы ведь можем себе такое позволить, не так ли? — продолжала Элисон. — Ты получил единовременное выходное пособие?

— Да, мы можем позволить.

Маркус смотрел на жену совершенно равнодушно, будто разглядывал незнакомого человека. В свои пятьдесят два Элисон все еще оставалась привлекательной и смогла сохранить изящество, в котором не осталось почти ничего живого. Она даже была желанной. Только нечасто и, следовательно, без особой страсти. Обычно они занимались любовью после некоторого перерыва, под воздействием выпивки и привычки. Хватало их ненадолго. Им нечего было друг о друге узнавать — да и не хотелось. Маркус понимал, что эти безрадостные спаривания она считала подтверждением того, что их брак еще существует. Элисон могла ему изменять, однако оставалась при этом в рамках приличий. В ходе своих измен она вела себя скорее благоразумно, нежели скрытно. Элисон делала вид, что ничего не было; он делал вид, что ничего не заметил. В основе их брака лежал негласный конкордат. Маркус обеспечивал доход, Элисон окружала его уютом, отслеживала его предпочтения, прекрасно готовила, избавляла от любой работы по дому. Ни один не злоупотреблял хорошим отношением другого. В общем, у них получился брак по расчету. Элисон была хорошей матерью Стивену, их единственному ребенку, и преданной бабушкой своим внукам. Ее в Австралии ждали больше, чем его.

Вывалив новости, Элисон расслабилась.

— Что ты будешь делать с этим домом? — спросила она. — Тебе не понадобится столько места. Он стоит около семисот пятидесяти тысяч. Ролинсоны выручили за свой «Хай триз» шестьсот тысяч. Правда, им пришлось повозиться. Если захочешь продать его до моего приезда, я не против. Извини, что не смогу тебе помочь, но все, что тебе нужно, — это хорошая фирма по перевозке мебели.

Так она все-таки думает о возвращении, пусть и ненадолго. Может быть, новое приключение не будет отличаться от прежних. За исключением продолжительности. А потом придется уладить несколько вопросов. В частности, с ее долей от этой суммы.

— Да. Я, наверное, продам. Хотя спешить некуда.

— Не мог бы ты переехать в квартиру при музее? Так проще всего.

— Кэролайн не согласится. Для нее та квартира — собственный дом. С тех пор, как она унаследовала ее от отца.

— Однако постоянно она там не живет. У нее есть квартира при школе. Ты мог бы жить там все время и заодно приглядывать за музеем. Насколько я помню, это хорошее место. Просторное. Полагаю, тебе там будет очень уютно.

— Кэролайн необходимо время от времени уезжать из школы. Она согласилась на содействие и сохранение музея в обмен на квартиру. Мне нужен ее голос. Ты знаешь об условиях договора.

— Никогда не могла в них разобраться.

— Очень просто. Для принятия любого решения по музею, в том числе для продления аренды, необходимо согласие всех трех доверенных лиц. Если Невил не подпишет договор, музей будет закрыт.

Тут Элисон разозлилась по-настоящему. Она могла уходить от мужа к любовнику, оставаться вдалеке и возвращаться, когда ей вздумается, однако при любом столкновении с семьей жена будет на его стороне. За его желания — или за то, что она под этим понимала, — Элисон сражалась совершенно безжалостно.

— Тогда вы с Кэролайн должны его заставить! — закричала она. — Что ему стоит, в конце-то концов? У него своя работа. Ему этот музей всегда был по фигу! Ты не должен разрушать свою жизнь лишь потому, что Невил не хочет подписать лист бумаги! Ты должен прекратить этот идиотизм!

Маркус взял бутылку с хересом, подошел к жене и наполнил их бокалы. Они подняли их одновременно, как в клятве.

— Да, — сказал он серьезно, — если возникнет необходимость, я найду на Невила управу.

4

Субботним утром, ровно в десять часов, в директорском кабинете колледжа Суотлинг на еженедельное совещание собрались леди Суотлинг и Кэролайн Дюпейн. Это полуофициальное мероприятие отменялось только в случае крайней необходимости, и на протяжении его полагался только один перерыв: в одиннадцать часов приносили кофе. Таков был установившийся стиль общения. И обстановка кабинета ему соответствовала. Женщины сидели в одинаковых креслах, лицом друг к другу, у большого стола из красного дерева, который стоял напротив широкого южного окна. Под этим окном, на лужайке, росли ухоженные розовые кусты. На их обнаженных ветвях виднелись, шипы. В рыхлой почве не было сорняков. Дальше, за лужайкой, поблескивала тусклым серебром Темза.

Дом в Ричмонде был главной собственностью леди Суотлинг, которой теперь совместно управляли она и Кэролайн. Школу основала ее свекровь. Затем здание перешло к ее сыну и, наконец, к невестке. До прихода Кэролайн Дюпейн, под руководством одной леди Суотлинг, не делалось ничего — что со школой, что со зданием. Дом, помнивший и хорошие, и плохие времена, оставался все таким же прекрасным. Как, впрочем, и его хозяйка. Так считала она сама, так думали окружающие.

Леди Суотлинг никогда не задавалась вопросом, нравится ли ей ее компаньонка. Такие вопросы были ей несвойственны — о ком бы ни шла речь. Люди могли быть полезными или нет, приемлемыми для общения или не заслуживающими ее внимания. Леди Суотлинг предпочитала, чтобы ее знакомые были хороши собой; если же кому-то из них не повезло с генами или судьбой, то им следовало по крайней мере следить за своей внешностью и делать все, что в их силах. Входя в директорский кабинет, она обязательно бросала взгляд в большое овальное зеркало, висящее у двери. Действие стало машинальным: все и так было в порядке. Седые волосы аккуратно уложены в дорогой парикмахерской. При этом все сделано без излишней тщательности, чтобы окружающие не решили, будто она на этом зациклена. Дорогая юбка доходит до середины голени — длина, приверженность которой леди Суотлинг пронесла сквозь все капризы моды. На кремовую шелковую блузку с бросающейся в глаза небрежностью накинута кашемировая кофта. Она понимала, что производит впечатление процветающей, успешной женщины, способной устроить собственную жизнь. Это в точности совпадало с ее ощущениями. В пятьдесят девять важно то же, что и в восемнадцать: происхождение и хорошая осанка. Ее внешность и ее титул представляли ценность и принадлежали школе. Тут нужны уточнения. Баронский титул, как известно, дается за заслуги скорее перед премьер-министром и своей партией, нежели перед страной, но сегодня только наивный или несведущий может беспокоиться или даже удивляться этому. Все равно титул есть титул.